За морями, за долами в старину был славен чудный
Край цветущий и обильный, рыбный, хлебный, многолюдный,
Где король могучий Бобо храбрым воином считался
И кудесником при этом втихомолку назывался,
Почитаемый народом и толпою приближённых,
И другими королями близких стран и отдалённых.
Посреди своих сокровищ, не скупясь на них, конечно,
Жизнью пользовался Бобо — праздно, весело, беспечно;
Спать ложился с петухами, поднимался поздно с ложа,
Пил и бражничал немало, на охоту ездил тоже,
По своим владеньям рыскал постоянно по безделью
И дворцов построил триста шестьдесят шесть с тою целью,
Чтобы в них попеременно ночевать день каждый, — словом
От начала мирозданья под небесным нашим кровом
Никогда на белом свете, сомневаться в том смешно бы,
Не бывало и не будет короля счастливей Боба.
Не имел он сына, — видно, так уж боги пожелали —
Лишь была у Боба дочка и носила имя Ляли,
Чудным разумом и чудной красотою отличалась,
Но хотя она красивей и разумней всех считалась —
В свете не было несчастней королевны бедной этой.
Родилась ли Ляля в чёрный год, под скверною планетой,
Иль её околдовали при посредстве чар — не знали
Ничего об этом люди и различно толковали,
Но вполне всем было ясно, что ей жизнь не улыбалась,
Что горючими слезами Ляля часто заливалась.
Да и как ей можно было не тужить, в тоске рыдая:
Женихам не полюбилась королевна молодая.
Королевичи из дальних городов к ней приезжали,
И князья-соседи тоже королевну посещали,
Все едва увидя Лялю приходили в восхищенье,
Но никто из них однако ей не делал предложенья.
Время шло меж тем; напрасно Ляля свадьбы поджидала
И, мечтая о замужстве, с грустью тайною вздыхала;
Потеряв надежду мужа рода царского дождаться,
С знатным подданным была бы рада Ляля обвенчаться;
Через тётку, через дядю женихов себе искала
И троим поочерёдно руку, сердце предлагала.
За такую милость всякий низко кланялся, однако
Изловчался извернуться от негаданного брака.
Тот доказывал, что, прежде совершения обряда,
Известить своё семейство о своей женитьбе надо
Да к родителям поехать попросить благословенья,
И — взнуздав коня, поспешно королевские владенья
Покидал, и уже больше в край родной не возвращался;
А другой, хотя жениться непременно обещался,
Но, — отца похоронивши, — попросил отсрочки краткой.
Траур кончился, явились к Ляле дру́жки, но украдкой
Молодой как в воду канул, и его не отыскали.
Так, найдя предлог удобный, женихи все отставали
И скрывались от невесты всякий раз поодиночке,
Отдавая справедливость королевской чудной дочке,
Толковали, что их панна восхищала и пленяла:
Но, как к будущей супруге, сердце к Ляле не лежало.
Почему? — Не знают сами, — им, по правде, это странно:
Все достоинства имея, хороша, богата панна
И в придачу — королевство!.. Соблазнительное дело!
Но никак с рассудком сердце согласиться не хотело. —
Потому так относились женихи к ней, что в то время
Притворяться не умело человеческое племя;
Не могло понять такого преступленья, святотатства,
Чтоб на девушке жениться не любя, из-за богатства,
Погубив два сердца разом навсегда, без состраданья.
Потому предпочитали женихи идти в изгнанье,
Чем владений королевских без любви жены добиться,
И скорее соглашались даже с родиной проститься,
Чем бездушно на немилой, не любя её, жениться.
Время шло, да шло… Напрасно Ляля свадьбы поджидала,
И, мечтая о замужстве, с грустью тайною вздыхала:
«В мире каждая девица из простого даже круга,
Мужика ли, пастуха ли, а найдёт себе супруга,
И детей имеет; мне же горький жребий достаётся:
Без детей, без мужа верно коротать весь век придётся.
И никто не пожалеет, не поймёт души тревогу
И не станет ежедневно за меня молиться Богу!..»
Сумасбродная однажды мысль пришла печальной Ляле:
«Выйду я за поварёнка, что бы там ни толковали!»
Как нарочно в это время, из деревни прямо взятый,
Под окном кастрюли чистил парень грязный и лохматый.
«Эй, послушай, поварёнок, подойди-ка на два слова.
Я тебя счастливым сделать на всю жизнь твою готова.
Но, сперва кастрюли бросив, к роднику ты отправляйся,
Смыть с лица всю грязь и сажу хорошенько постарайся
Да и руки вымой тоже, а тебя здесь буду ждать я.
Дам тебе, когда вернёшься, мальчик, праздничное платье,
Шляпу с перьями получишь и серебряные шпоры
И кошель с рублями — словом, всё что нужно: все уборы.
Купишь в городе коня ты — это первая забота —
И прискачешь в королевский замок, в главные ворота,
Где, себя назвавши князем, должен ты к отцу явиться,
Я ж устрою так, что зятем он тебя назвать решится».
В дрожь и холод поварёнка от таких речей бросало,
А потом как пласт упал он, перепуганный немало,
И вопил, слезам дав волю: «Ах, зачем ты, королевна,
Шутишь так над парнем бедным!» Отвечала Ляля гневно:
«Поварёнок глупый, разве ты не можешь догадаться,
Что печёные голубки сами в рот тебе валятся?
Лучше всё беспрекословно исполняй, что мне угодно,
А не то об этом будешь сожалеть всю жизнь бесплодно».
— «Ах! — воскликнул поварёнок. — Мне ль за это дело браться?
Не могу я, если б даже и хотел повиноваться.
Ты не знаешь, как живётся сироте почти с пелёнок,
И не ведаешь, что должен делать каждый поварёнок:
В лес ломать сухие ветви отправляйся спозаранку,
Собери в одну их кучу и потом, подняв вязанку,
На спине домой тащи их через силу еле-еле
И к земле в дугу пригнувшись. — При таком тяжёлом деле
Перестал расти я скоро, не похож на человека,
Как забитый жеребёнок, я совсем почти калека,
И когда бы ко двору я на коне лихом примчался,
Я бы карликом ничтожным и смешным всем показался».
— «Это дело поправимо, — королевна отвечала, —
Ты скажи, что происходишь из страны такой (читала
Я о ней в старинных книгах), где все люди — невелички,
Люди — карлики по росту, что у них другой нет клички,
И что в той стране далёкой, сын любимый короля ты.
Велики иль малорослы, стройны станом иль горбаты —
Короли между собою равны все на белом свете».
— «Дорогая королевна, посмотри на руки эти
И на всю мою фигуру… С толку я собью кого же?
Мне к лицу ли наряжаться как какой-нибудь вельможа?
День и ночь вертеть обязан я на вертеле жаркое,
Подгорел сам как жаркое: дело делая такое,
Чищу вечером кастрюли, горькой участи покорный,
С рук сошла полуда словно, и вся кожа стала чёрной!»
— «Не беда, — сказала Ляля, ножкой маленькой затопав. —
Объяви, что королевич ты из царства эфиопов,
Где от солнца загорают люди все, как мне известно.
Короли между собою равны в мире повсеместно».
Слыша это, поварёнок прикусил язык свой разом,
У него от изумленья словно ум зашёл за разум,
На себе рвал волоса он, то ломал безумно руки,
То скрипел зубами, будто грыз орехи, ради скуки,
Плакал громче всё и громче, и слезами заливался
И, пугая Лялю, громко наконец расхохотался.
…
пер. Дмитрий Дмитриевич Минаев
