Вот оно —
чистое,
древнее, чем ложь и войны,
одного лишь неба моложе,
видавшее ящера и Колумба.
Наверху тишина.
Как шина, шуршит по шлаку волна.
А в глуби — бури.
Осьминог выгоняет из кубрика
донную рыбу,
плоскую, как мой кошелёк…
Было тогда не разгадано,
что в глазах твоих больше фальши,
чем рыб в Марианской впадине.
И, угловатый, застенчивый,
в чем-то немножко женственный,
я сравнивал с морем когда-то
зрачки загадочной женщины.
Лишь стоя у моря, понял,
понял, что это сравнение —
кощунственно,
как исполнение
Бетховена на ксилофоне.
